- Считается, что в мире на сегодня 2600 языков. Между тем, по данным ЮНЕСКО каждые 14 дней на Земле умирает один язык. Полина Пурбуевна, что, на ваш взгляд, теряет человечество с гибелью языка, и каковы причины вымирания сегодня?
- Что сказать, мир сужается. В XXI веке информационные технологии сделали его настолько маленьким, компактным, что общение происходит посредством более мажоритарных языков. Думаю, количество языков уменьшается и будет уменьшаться именно из-за глобализации. Это что касается причин.
Вопрос, теряет ли что-то мир, конечно, резонен. Да, абсолютно много теряет. В психолингвистике есть понятие «тело» языка, это ярлык. Так вот, внутри ярлыка есть большая культурная картина мира. Конечно, кто-то скажет, если это «ярлык», тогда можно взять другой ярлык и эту же аутентичную культурную картину мира рассказать и на другом языке… В этом есть правда. То есть, о моем внутреннем наполнении можно рассказать на английском, тибетском, монгольском. Но это в любом случае будет некая манипуляция, потому что получается чужеродное тело и другое наполнение. Будто апельсин мы облекли внешней оболочкой мандарина и получаем такой апельсино-мандарин. Чтобы был чистый мандарин само облечение внешнее должно быть тоже аутентичным. В этом смысле, я думаю, что происходит необратимый процесс.
- Что вы можете сказать о бурятском языке, сколько ему осталось жить? Ведь та же ЮНЕСКО занесла его в состав языков, находящихся под угрозой вымирания.
- Да, бурятский входит в Красную книгу тех языков, которые нужно спасать. Однако однозначно сказать, сколько ему осталось, нельзя. Так, из геометрической статистики можно вывести три поколения. Четвертое поколение его уже знать не будет. С другой стороны, сегодня всё-таки есть рост интереса, а потому усилия, которые предпринимаются со стороны разных структур, начали реализовываться. В этом смысле говорить о том, что три поколения будут разговаривать на бурятском, уже может быть неправильно.
В целом же, вопрос это довольно сложный, поскольку, когда мы говорим о спасении языка, надо иметь в виду внешние условия и внутренние усилия человека. Внешние условия – это, так скажем, меры правительства России и региона. Далее идёт финансирование, система образования, которая в первую очередь должна делать очень много для сохранения языка.
Есть и ещё такая важная часть, про которую почти нигде не говорят – это психологические условия. То есть, одно дело, когда человек убежден, что надо сохранять язык, но другое дело, какое у него сознание. Готов ли он что-то делать на самом деле. В нашей черепной коробке сознание по большей части этническое. Абсолютное большинство бурятов за то, чтобы сохранить родной язык. На эмоциональном уровне они заявляют, что, раз ты родился бурятом, важно знать язык предков, нельзя предавать. В этом смысле есть и убеждения, и психологическая установка, и, главное, понимание. Все мы понимаем, что наше поколение ответственно перед следующим. НО с другой стороны, убеждение и мышление по-бурятски – это те традиционные ориентиры, которые нам передавались от наших предков. В том числе, например, необходимость быть сдержанным, закрытым, малословным. Эти хорошие с точки зрения традиционных ценностей ориентиры на каком-то витке жития в этом мире становятся минус-фактором.
- То есть влияет отрицательно? Поясните, пожалуйста.
- Проще говоря, если вы не многословны, значит, вы мало активируете бурятский язык, мало активируете нейронные соединения. И когда вы, допустим, в сутки по-русски говорите 10 часов, а два часа по-бурятски, это уже абсолютно неравномерные соотношения. На самом деле, в коре головного мозга языки не сосуществуют в братском дружеском отношении. Все происходит по принципу «кто кого». Это абсолютно научные данные. Соответственно, нужно не только вкладывать материальные блага, нужно понимать, как исходно в коре головного мозга конкретно взятого индивида происходит это сосуществование языков, нужно понимать, каким образом побеждается язык в одной голове.
Показывали бы пример наши господа-чиновники. Мы все понимаем, что человеческое сознание подчиняющегося плана. Психология так работает, что если начальство говорит на языке, это становится престижным. А если не говорит, закрытый бурят думает: а зачем я должен усилий применять больше, чем он? Он знает, что существует закон о языках народов Бурятии. Недаром прописано в Конституции, что у нас государственный язык – бурятский. Но у нас 90% начальства не соблюдают этот закон, а мы – подчиненное большинство, это видим. Поэтому нужно начинать с начальства. Например, начинать вести заседание раз через раз на бурятском языке, просто, чтобы показать людям. Психология – наиважнейшая часть в сохранении бурятского языка. Поэтому я предлагаю рассматривать вопрос сохранения языка с точки зрения баланса внешних усилий и внутренних психологических усилий человека.
- Вы согласны, что бурятский находится в кризисе…
- Абсолютно в кризисе. В Бурятии проходил международный форум бурятского языка, очень много применяется усилий со стороны общественных организаций. Приобретений больше, чем потерь. Но несомненной потерей является закон Госдумы об изучении второго государственного языка в школах. Теперь родители сами выбирают, будет ли их ребенок изучать бурятский, а это неправильно. И если говорить о федеральном уровне, на мой взгляд, Россия не заинтересована в сохранении региональных языков. А самым значимым и нужным фактором должен быть федеральный, и уже второй – психологический. Ещё раз сделаю акцент на нашей неразговорчивости. Мы не даем разгуляться языку, больше времени молчим, то есть являемся пассивными коммуникантами. При этом отовсюду слышим лишь русскую речь, говорим только по-русски. Бурятскому языку не дают никакого шанса, его сферы ограничены, наши региональные власти не образовывают сферу дополнительно.
- Какие сферы вы подразумеваете?
- Приведу пример. В своё время я была в Америке и нас водили в школы двойного погружения. Что это значит? Одну неделю все предметы преподаются на испанском, одну - на английском. Так ученики становятся абсолютно равноценными идеальными билингвами. Преподаватель, который преподаёт предмет на двух языках - идеальный билингв. Этот переход с одного языка на другой делают очень легко. После поездки я несколько раз на уровне региональной власти запускала идею запустить подобное в Бурятии. Считается, что создать хотя бы несколько таких школ - самое верное решение. Конечно, речь идёт о трудоемком процессе. Прежде необходимо обучить специалистов, которые смогут преподавать на бурятском те же географию, физику, историю и пр. Но начать стоит, поскольку только тогда бы образовывались сферы, которые запускают говорение на бурятском. Сегодня можно спасать язык только на маленьком уровне. Будем знать две тысячи слов и будем с их помощью разговаривать. Но, извините, это такая фейковая деятельность, потому что спасать язык, значит спасать его во всем богатстве.
- Вы заговорили об иностранных языках. А почему, на ваш взгляд, современные буряты предпочитают учить китайский, английский, но не родной язык?
- Молодой человек хочет познавать мир при помощи языков, найти свою нишу в нём, а эту нишу с помощью бурятского найти нельзя. Бурятский не является ресурсом, способствующим социальному продвижению по карьерной лестнице. Если нигде от тебя не потребуют знания этого языка, то зачем его учить? А современные люди хотят реализоваться не только в бурятском языке, но и в других специальностях. Почему китайский и другие языки? Во-первых, Китай – это видимо будущее планеты Земля, КНР успевает тягаться с Америкой, китайцев слишком много, чтобы это не учитывать. Во-вторых, это соседняя страна, туда достаточно легко попасть, устроиться работать и получать хорошую зарплату. То есть, это перспективно. Почему английский, немецкий и французский? Это языки европейские, а Европа - это всегда притягательная территория. Там притягательность не только в том, что учитываются права человека. В Европе в целом высок уровень жизнедеятельности.
Студентам же, которые идут на отделение бурятского языка (БГУ, - прим. ред.), честь и хвала. Их этническое сознание не настолько узко, чтобы считать: «я понимаю, что нужно спасать язык, но пусть его спасает кто-нибудь другой».
- Как вы относитесь к негативной реакции родителей на бурятский язык в школе?
- На самом деле полагать, что ребенка перегружают бурятским языком – это абсолютная ошибка. Говорят, что перегрузка человеческого мозга происходит за счет не совсем обязательных предметов из-за незнания науки. На западе же популярна такая концепция, что, чем больше ребенок изучает языков, тем лучше и быстрее повышается его интеллект. У нас же позиция почему-то такая: два языка учишь, третий – не дай Бог, ребенок устанет. Это такая глупость для нашего времени. Я бы своих внуков наоборот отправила в школу, где изучают даже не три, а четыре языка. Родителям надо сказать, что бурятский язык никаким образом не будет мешать, и даже если сфера употребления языка сведена к минимуму, все равно в данное время обучения языку уже эффект будет.
- Видите ли вы, что что-то для спасения языка в Бурятии всё-таки делается? И что ещё нужно предпринимать, чтобы не дать ему исчезнуть?
- Начнём с FM-радио, которое сегодня вещает на бурятском языке. Здесь нужно сказать спасибо нашему Хамбо ламе Аюшееву за то, что пробил этот путь. Уверена, если в каждом доме, машине хотя бы иногда будет включено радио на бурятском языке, пассивное восприятие языка резонирует нейронные соединения. Например, человек услышал какое-то слово, допустим, «номой сан». Словарь есть – посмотрел, а там написано – «библиотека». Затем он услышит это словно ещё несколько раз, и по итогу оно отложится в голове.
Очень нравится мне и то, что сейчас есть очень много электронных приложений на бурятском. Есть электронные словари. Есть практика, когда на телефоне срабатывает автоматически на бурятском, например, «у вас недостаточно средств». Люди тоже неосознанно будут формировать фундамент. И если сделать такое во всех областях, в которые мы вовлечены, чтобы все это сопровождалось таким ненавязчивым бурятским языком, это тоже будет играть роль.
А вот что, а вернее, кто мне не нравится, так это такие консерваторы, которые мыслят традиционно. Мир меняется, подходы тоже надо менять. Надо учитывать, что, когда мы предлагаем стратегию развития, нельзя полагаться на психологию уходящего поколения. Никто не может насильно думать. Способы мышления формируются в результате взаимодействия многих факторов, соответственно эти факторы нами не управляются.
- Как именно нужно менять подход?
- Надо немного давать послабления - запускать в активный вокабуляр слова, которые возможно кто-то считает не совсем стандартными. Это нестрашно, ведь язык должен быть живым! Мы окружены гаджетами и девайсами, а кто стоит у руля бурятского языка, кто образовывает новые слова? Никого нет! Тогда как изобретать новые слова и запускать следует каждый год. В том числе не нужно бояться заимствований. Но что предлагают пуристы? Они считают, что предки нам дали энное количество слов, и мы должны жить с ними. Это, конечно, подход неумелый, он не способствует развитию языка. Как в любой семье есть старший, младший, уважаемый, хулиганистый, передовой и т.д., точно так же в языке слова могут уничижительные, возвышенные, частотные. Везде должны быть разумные стратегии обновления и видоизменения.
- Вы сказали, что у руля бурятского языка никого нет. А как вы и другие лингвисты изучают проблему его сохранения?
- Нужно начать с того, что не всякий лингвист должен заниматься языковой политикой. Есть раздел науки «социолингвистика» - это двойная лингвистика, которая изучает проблемы функционирования языка, делает определенные выводы по перспективам и методам его сохранения. У нас есть отдел монголоведения Сибирского отделения Академии Наук, который как раз имеет первостепенную задачу экспертировать, мониторить языковую политику и предлагать какие-то программы развития языка. Конечно, полагаться на то, что маленький коллектив за всех решит, будет наивно, но тем не менее у них есть такая прямая задача. Если взять институты, университеты, то наша кафедра, которая непосредственно занимается обучением бурятскому языку, конечно, не может не обращать внимания на способы сохранение языка. Также у нас есть независимо от этих двух подразделений специалисты, которые тоже соприкасаются и описывают это в своих кандидатских и докторских исследованиях. Это и узкая русская филология, и зарубежная, во ВСГИК есть отделение языка. В БГСХА есть свои языковеды. Конечно, они описывают проблемы языка на уровне диссертаций, проводятся конференции.
- Какие методы по сохранению языка среди специалистов считаются эффективными?
- Универсального перечня 100% эффективных методов нет. Есть много программ, но у меня ощущение субъективное складывается о том, что эти программы не получают хороший выхлоп. Поскольку программу написали, деньги недодали и забыли промониторить. Плюс, у любой красивой программы должна быть «дорожная карта», то есть свод технологических шагов, которые расписаны по времени, по ответственности, смете и реципиентам. Если нет карты, стало быть, программа обречена. А в нашей стране такое происходит довольно часто.